Земная Ось Часть4
Мы познакомились году в 2003-м. Мне было тринадцать, а ему триста. С первого взгляда я понял, что этот город понимает и ощущает меня всем своим каменным нутром. Рыбы-огурцы, люди-зонты, чижики-пыжики - все они дают мне почувствовать себя как дома в этом мире булыжников. С момента первого визита, я навестил творение Петра раза четыре или пять. Каждый раз Питер открывался мне по-новому. И до сих пор он скрывает от меня множество своих секретов и тайн. Не думаю, что он мне не доверяет…Просто пока рано.
Наш поезд прибыл в пять утра. Стоял май, была чудная погода, улицы отдыхали от людей. Встречал нас высокий парень, заспанной наружности.
-Пойдёмте, - после недолгих приветствий сказал он
Мы шли по Невскому проспекту и наслаждались утренней свежестью культурной столицы. Было ощущение, что Питер специально для нас подстроил такую погоду. Ведь вокруг никого не было. Для кого, если не для нас?! Очень скоро мы оказались около нужного нам подъезда.
-Алё…-донеслось из домофона
-Никит, это Юра, я Самарцев привёз
-Ага…, - “ага” было сонное и вызывало жалость
Квартира располагалась на втором этаже. Дверь была открыта. Мы вошли и начали раздеваться. Через некоторое время из туалета появился хозяин.
-Здорово, пацаны. Вещи в комнату покидайте, ванная вон там, кухня здесь, – сказал Никита, заваривая кофе.
Все разошлись по разным комнатам, я же пошёл на кухню.
Кухня
Люди придумали море вариантов использования пустых помещений: зал, гостиная, спальня, склад, туалет и т.д. Для меня самым важным местом в любом доме является кухня. Вся душа жилища живёт там…на кухне! Где-то между старыми часами и календарём за 1987 год, в новомодной микроволновке или за обшарпанным радиатором. Не важно: новая кухня или старая. Душа либо есть, либо её там нет. Я думаю, что её зачинают люди, которые проводят на этой кухне время. На моей памяти достаточно мёртвых кухонь, счастливые же обладатели которых, чаще всего, оказываются пустыми людьми. Душа ощущается на подсознательном уровне. Зарождайте её в своих домах, растите её! Она не в туалетных кафельках, поверьте!
Кухня была залита светом до краёв. Огромное распахнутое окно выходило на один из аппендиксов Невского проспекта. На правой стене находились шкафчики и полки. На полках располагались пустые бутылки из-под разнообразных напитков. Большую часть мне удалось идентифицировать, но были и редкие экземпляры, о которых я ничего сказать не мог. На левой стене я увидел массу стикеров с надписями. Интернациональные пожеланиями здоровья на разных языках мира гласили: “Chin Chin!”, “Na zdrowko”, “Cheers!!!” и т.д. За столом сидели Юра с Никитой. Они молча курили и пили кофе.
-Садись, чего ты? – с улыбкой сказал Никитос. – Нормально доехали?
-Да, - говорю, - отлично!
-Располагайтесь, будьте как дома! Если что надо - говорите сразу. В большой комнате жить будете. Поместимся, я думаю. Правда, Ули не будет, наверное, ни сегодня, ни завтра, так что комната напротив ванной тоже свободна будет.
-Так ты не один здесь живёшь?
-Нет, конечно! Куда мне трёхкомнатную!? С двумя девчонками живу. Уля и Виена. Уля – тоголеска, а Виена финляндка. Такой вот разврат!
Такое соседство не могло не заинтересовать. Иностранцы мне всегда были интересны, а возможность такого тесного общения просто приводила в восторг. Я не мог удержаться и начал расспросы.
-Они учатся здесь?
-Ага. Виена на историческом, Уля на кинематографе, история кино кажется.
-Обалдеть! – удивился я.
-Увидитесь – поболтаете! – сказал Никитос, улыбаясь.
Никитос
Никитос – бармен. Настоящий бармен. Один из тех немногих людей, которые нашли своё призвание. Небольшие, слегка выпученные от любопытства, глаза, четырёхдневная небритость и смешная майка: это, наверное, первое, что отмечаешь при первой встрече с Никитосом. Ему 24 года, не очень крепкое телосложение, но это не мешает ему быть грозой женщин. Добрейший человек, готовый поделиться со всем миром своим теплом. Бесконечно обаятельный и слегка пьяный.
- Я не пью один месяц в году, - заявлял он мне потом
-Какой же? – спросил я, улыбаясь
-Февраль.
-А почему февраль?
-Он самый короткий, - серьёзно отвечал он.
Никита помогал людям по первой же просьбе, забывая о своих нуждах и делах. Было видно, что он живёт этим. При этом у него самого проблем хватало. Перечислять не буду, просто примите на веру. Периодически он о чём-то глубоко задумывался, в эти моменты создавалось ощущение, что он действительно отсутствует или временно недоступен. Образ жизни устраивал его во всём, но в глазах всё же можно было разглядеть грусть и усталость.
Мы гуляли два дня и две ночи. Пили, пели, танцевали, спорили, размахивали тростью и снова пили. Компанию нам составляли Никита и Уля. Рядом всегда находился Хромой Поэт (владелец трости). Как личность творческая и увлекающаяся, Улей больше всех увлёкся именно он. Мне она тоже была очень интересна и симпатична.
Уля
Нежная кожа цвета кофе с молоком, африканские, чёрные как ночь волосы, красивые большие глаза и сногсшибательная улыбка, спокойная и грустная. От Ули веяло уютом, но было в ней и что-то неуловимое, на первый взгляд.
По-русски она говорила идеально, что не удивительно, учитывая то, что её мама уроженка России. Папа же чистокровный тоголес и более того, вождь местного племени. В 16 лет Уля решила, что по окончании школы обязательно поедет учиться на мамину родину. Так она и поступила. А поступила она на специальность “история кинематографа”. Поначалу всё было ново и интересно, потом появились бытовые проблемы. Когда мы познакомились, Уля работала барменом в каком-то клубе (в отличие от Никиты барменство было для неё не более чем средство заработка, Никитос же жил этим).
-Уль, а ты водку ЗДЕСЬ пить начала? – спросил я.
-Конечно! Я до Питера вообще не пила, – ответила она без акцента, - и не материлась.
В ней чувствовалась культура, остроумие и обречённость. Уля могла рассуждать о политическом состоянии Уганды, кровавых бриллиантах, а потом говорить о такой пошлятине, что даже вспоминать противно. Но, честно говоря, тогда она была, для нас с Хромым, африканским ангелом. Я пытался флиртовать с ней на французском, а он читал ей свои стихи.
-Ты в Питере останешься, когда универ закончишь? – поинтересовались мы.
-Уеду. Это точно. Либо во Францию, либо в Китай.
-Ничего себе разлёт у тебя!
-Во Франции родственники, а Китай – мечта, - отвечала она, грустно улыбаясь.
-Нет, во Францию уезжать – это беда! – сквозь хмель отчеканил я.
-А мне нравится, там все хорошие очень! – поспорила Уля.
-Ооо! Ща я тебе историю расскажу!!! - меня понесло.
-Тааак…началось, - простонал Поэт.
Французская сценка
Однажды, мне выдалась возможность поработать во Франции. Это была моя первая поездка в этот край. Я работал на подхвате в местном кафе. Кафе это было по совместительству пекарней. То есть я работал официантом, посудомойщиком, помощником пекаря и помощником кондитера, иногда мыл полы.
Прошёл первый рабочий день. После смены мне поручили одну из моих должностных обязанностей, а именно мытьё полов. Ко мне подошёл администратор, держа в руках два инструмента: швабру и тряпку…затем принёс ведро с водой…
-Всё просто! Тряпку шваброй прижимаешь и моешь…только прижимай сильнее…тряпка выскользнуть может… - сказал мне француз.
В моей голове произошёл маленький ядерный взрыв. Причём, сначала, я даже не до конца понял его причину. Осознав ситуацию и то, что моего французского не хватит для оправдания моих последующих действий, я решил, что всё надо сделать молча. Рядом со мной стоял весь рабочий персонал: администратор, два пекаря и официантка. Все французы. Также рядом была моя мама, понимающая всю безмозглость французов, и давно не обращающая внимания на это. Я медленно взял ножницы с барной стойки, и начал вырезать дырочку посередине тряпки…
- Что ты делаешь??? – завизжала официантка.
Я понимал, что обратного пути нет. Проделав отверстие, я, на глазах изумлённой публики, соединил швабру и тряпку в единую конструкцию. Страх, изумление и восторг изображали физиономии mes amis. До сих пор, моя полы, в этой кофейне вспоминают “Кулибина” из глубинки. В тот день я понял, что никогда не перееду во Францию.
Уля посмеялась, Хромой улыбнулся, улыбкой человека, который слышит эту историю в сотый раз.
-Уль, зачем тебе уезжать? У вас такая жизнь здесь весёлая! Там же скучно! – спросил как- то я.
-Надоело, - неожиданно сухо ответила она и опрокинула пятьдесят граммов.
Через два года Уля вышла замуж по расчёту за финна. Расчёт заключался в перспективе получения разрешения на свободное перемещение по Европе.
Виена
После бессонной ночи, проведённой в питерских клубах, мы возвращались домой. Оставалось около семи часов до отправления поезда. Вполне достаточно для того, чтобы выспаться и привести себя в порядок. На пороге нашего ночлега нас встречала Виена. Сквозь пьяный туман передо мной выросла девушка, каких я не видел никогда…и вряд ли когда-нибудь увижу. Виена представляла собой воплощение брутальности, как она есть! Огромная девушка, татуированная с ног до головы. Всё лицо покрыто пирсингом. На правом предплечье огромное изображение какого-то вурдалака с подписью: “Мы ждём перемен!”. На руках у неё мирно спала кошка. Лицо Виены было заспанным, но выражало невероятную доброту и ласку. Появилась она в тот момент, когда я сражался с неподатливым кроссовком. В такие моменты на лице застывает довольно глупое выражение. Образ не укладывается в голове, не вырисовывается характеристика, мозг пребывает в зависшем состоянии. Не знаю, сколько это продолжалось, но, думаю, секунд семь. Этого хватило, чтобы потом чувствовать стыд за своё бескультурье.
- Нагуляллись? – поинтересовалась она, с улыбкой.
- Ага! Мы тебя разбудили, наверное? – стыдливо ответил Никита
-Да неет! Мне в университет сейчас, всё равно.
И мы впятером отправились на кухню: я, Поэт, Никитос, Виена и Уля. Некоторое время дамы общались на английском. Не знаю, в силу опьянения или отсутствия большого опыта общения с иностранцами, я не понял ни слова из того, о чём они говорили. Через некоторое время Уля ушла. Мы горячо попрощались, со всеми соответствующими словами о том, что мы ещё обязательно увидимся (Хотя в тот момент никто из нас в это не верил, но я действительно увиделся с ней спустя год).
-А может выппьем? – поинтересовалась Виена.
-У меня поезд через семь часов, - сказал я.
-А мне на работу через пять, - поддержал Никитос.
Пока мы это говорили, Виена успела вытащить из холодильника наполовину полную бутылку рома. Мы разлили.
-Виен, а ты какой именно историей больше увлекаешься? – спросил Поэт
-Нуу…связанной с финско-русскими отношениями.
-То есть?
-Финский фашизм. У меня несколько работ на эту тему написано, - сказав это, Виена покраснела и опустила глаза.
Поднятая тема явно не пользовалась популярностью в её списке любимых тем для обсуждения. Но нас вопрос финского фашизма заинтересовал, ведь никто из нас толком не знал, что это.
-А чем финский фашизм, от любого другого отличается? – спросил я нерешительно.
-Вместо евреев русские, - ответила она.
Виена рассказала нам вкратце о происхождении этого проявления ненависти. Она говорила, а я всё думал чего в ней больше: национализма или профессионализма. Виена больше говорила, как учёный, т.е. с точки зрения независимого эксперта. Однако, пару раз, когда она рассказывала про русско-финкую войну, рассказ прерывался. Финка делала небольшую паузу, чувствуя, что её несёт, и продолжала с другой темы. Минут тридцать мы продолжали обсуждения, затем поэт выключился, Виена достала бутылку водки, с изображением финского солдата времён Зимней Войны, и мы продолжили застолье втроём.
Время было около одиннадцати утра, под окном во всю ходили люди и ездили машины, кошки давно заняли посты на подоконниках, они не могли себе позволить упустить хотя бы лучик нечастого питерского солнца. Никита сидел рядом с окном, придерживая голову. Вероятнее всего, его, как и меня, периодически мучила жужжащая назойливая мысль о том, что нам выходить часа через два-три, а мы уже даже встать не можем. Виена загрустила. Она курила одну за одной и на выпитую нами рюмку отвечала двумя. Курила она, надо сказать, не что-нибудь, а ПётрI чёрные. В Самаре я давно не видел таких сигарет. Эталон крепости и термоядерного вкуса. Этот факт настолько же дополнял её внешность, насколько и не совпадал с её тонким внутренним миром.
Разговор зашёл о верности в отношениях. Я был эмоционален, и доказывал своим старшим друзьям, что измена разлагает и её вообще не может быть там, где есть любовь.
“Главная измена - в голове”-сказал Никитос. Он не стал мне что-то усердно доказывать или менять мои утопические представления о жизни. Я думаю, он понимал, что период, когда человек живёт с подобными иллюзиями – самый прекрасный в жизни. Виена же долго меня слушала, затем на её маленьких глазах заблестели слёзы. У неё был муж в Финляндии, которому она изменяла постоянно. Ещё у неё была сильная неразделённая любовь к Никите, около тридцати научных работ о ненависти финнов к русским, обожаемая кошка Фишка, непреодолимая страсть к алкоголю, доброе сердце, напрочь просмолённые лёгкие и 170 кг живого веса.
Сейчас она преподаёт в университете, продолжает писать научные труды. Так же стабильно пьёт и ведёт беспорядочную половую жизнь.
П.С. В поезд меня практически несли. Оказавшись на верхней боковушке, я уснул на сутки. Мне не снилось ничего, я просто спал. Проснувшись, я долго лежал и думал: “Виена, Никитос, Уля…то ли приснилось, то ли нет”. А может и правда приснилось…